Кто верит, кто смеет, в ком кровь пламенеет,Кто гнёт и позор не забыл,Те спаяны вместе великою местьюЗа пепел родимых могил.
Мы горем платили за то, что любили,За муки отцов и детей.Мы им не простили, позор не забылиСтраданьем задушенных дней.
Радовский слушал слова песни и вдруг ощутил в себе нечто, что мешало ему поверить в искренность и душевную глубину этих слов. Ну, полно, полно, пытался он успокоить себя, ведь это не молитва, а всего лишь походная песня солдат. Одновременно он подумал о том, что унтерштурмфюрер каким-то образом безошибочно угадал в нём русского. Каким образом? Они что, где-то уже встречались? Конечно, конечно. Где-нибудь наверняка встречались. Во время какой-нибудь очередной антипартизанской операции в лесу. Радовский скользнул взглядом по лицу офицера – нет, ничего, что могло бы выплыть из памяти. И спросил, указав перчатками на нашивки:
– А почему лейтененант?
– Ах да, чёрт возьми. К этому надо ещё привыкнуть.
Народная бригада Каминского в дивизию ваффен СС была реорганизована совсем недавно. Ей присвоили общевойсковой номер – 29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» или 1-я Русская. Командовал ею бывший обер-бургомистр Локотского округа, а теперь бригадефюрер СС Каминский.
– Вы, как я понимаю, командир боевой группы, которая должна стоять по периметру аэродрома и закрывать нас со стороны пущи?
– Да.
– Я очень рад, что нам придётся служить вместе, господин майор. Как ваше плечо?
Значит, где-то всё же встречались.
– Вам известна обстановка на фронте? – спросил Радовский.
– Разумеется. Вы имеете в виду строевые занятия? Конечно, сейчас не время. Но пусть лучше маршируют, чем пьянствуют.
В боевой группе Радовского пока этой проблемы не существовало. Вернее, проблема была: пил сам Радовский…
Они увязали порядок совместных действий, пометили на картах необходимое и обсудили несколько вариантов действий на случай чрезвычайных обстоятельств.
– Самолёты улетели час назад, – пояснил унтерштурмфюрер Городня. – Никто пока не возвращался. Ни истребители, ни пикировщики. Остались два транспортника.
– Для того чтобы эвакуировать отсюда последних немцев? – Радовский внимательно посмотрел на Городню.
Городне было лет двадцать пять. Ростом немного выше среднего. Худощавый, жилистый. Узкое лицо городского жителя с наследственностью интеллигента во втором или третьем поколении. Должно быть, из учителей. Но руки рабочие, в трещинах сухих мозолей. На рукаве нашивка – тёмно-зелёный щиток с чёрным кантом опушки, в центре щитка на белом фоне чёрный крест, напоминающий силуэт Георгиевского креста. В петлицах руны СС и серебристый мальтийский крест со скрещенными мечами. Первая Русская дивизия СС. Форма на унтерштурмфюрере старенькая, застиранная и кое-где уже подштопанная, но сидит ладно, как на выходце из Баварии или Вюртемберга. В глазах ледок и ожидание. Ждут, они тут все ждут, подумал Радовский с каким-то необъяснимым злорадством. Всё летит к чёрту, так уж и поскорее бы. А эти чего ждут? Когда их вышвырнут из России? Под занавес Гитлер переодел их в форму СС. На бывшие в употреблении и трижды заштопанные мундиры разрешил нашить руны. Ещё одно подтверждение тому, что дела совсем плохи. Неужели и эти верят в новое оружие Гитлера?
Радовскому вдруг показалось, что он спрашивает больше себя, чем кого бы то ни было. Он поморщился, как перед похмельем, и пожалел только об одном: жаль, что теперь, видимо, никогда уже не удастся поохотиться на родине. О жене и сыне он даже не подумал. Он запрещал себе думать о них. Это расслабляло волю, разжижало внутренний стержень, который пока ещё держал.
– Как вы думаете, Советы прорвутся? – издалека спросил Радовский. Прежде чем напиться, хотелось поговорить с этим осторожным каминцем из новоиспечённой Русской дивизии ваффен СС. А вдруг подходящий компаньон?
– Они уже прорвались, – неожиданно ответил Городня.
– И что будет?
– Что будет… – тот усмехнулся. – Вы давно на фронте?
– Давно. – Радовский попытался ответить неопределённостью.
– Мы тут все давно. Но с какого времени конкретно? С сорок второго? С сорок третьего?
– С сорок первого.
– Ну, так и спрашивать незачем.
– Действительно. Но я вас хотел спросить о другом. Вы как собираетесь драпать, когда нас здесь прищучат большевики? У нас грузовики с полными баками. А вы? В лес? В пущу? А вдруг там партизаны?
Унтерштурмфюрер молчал. Взгляд его и без того настороженных глаз, как показалось Радовскому, изменился. Теперь он смотрел куда-то мимо. Словно на допросе.
Нет, подумал Радовский, с этим не выпьешь и не поговоришь по душам. Слишком напряжён. Слишком верит в то, что господин Каминский вкупе с господином Гиммлером и при покровительстве господина Гитлера ещё повернут судьбу войны в пользу добровольцев из 1-й Русской дивизии ваффен СС.
– Для вас места в транспортниках не хватит.
– От «тридцатьчетвёрок» и вам далеко не уйти. – И унтерштурмфюрер холодно улыбнулся. – По шоссе у них очень быстрый ход. Имейте это в виду, господин майор.
А лейтенант-то ничего себе. Палец в рот не клади. Такие и в деле за берёзку не прячутся. Видимо, всё-таки стоит предложить ему составить компанию за бутылочкой «Леро» 1930 года. Надоело пить одному.
Пуститься в неосмотрительную дискуссию на чужой территории с чужими Радовский мог только хорошенько выпив и хотя бы немного узнав своего собеседника. Унтерштурмфюрер Городня оставался загадкой. Э, подумал Радовский разочарованно, да плюнуть и уйти. Посмотреть, как устроились взводы, и накрыть в палатке стол, позвать Гаева. Вот это компания. Но унтерштурмфюрер чем-то незримо притягивал. Что-то от него Радовский хотел услышать. Возможно, что-то из того, что легко бы ему растолковал после третьей-четвёртой рюмки Вадим Зимин. Но где он, его старый боевой товарищ и единственный друг?